«Самые лучшие» советские парты

Достали уже молодые люди, старательно ностальгирующие по тому, чего не знают – к их счастью.

Ворчливости и хорошей памяти псто: [достали] уже молодые люди, старательно и напоказ ностальгирующие по тому, чего не знают - к их, что характерно, счастью. Черт с ним, с пломбиром, он был нормальным продуктом, хотя и крайне мало распространенным за пределами «столиц». Но когда начинают страдать по «прекрасным партам Эрисмана» люди, которые их видели только на фотографиях, я испытываю очень аргументированное, буквально всем организмом прочувствованное, бешенство.

Неуважаемые страдальцы по СССР! Ваше, [censored], счастье, что вас не вкручивали в эти парты. Потому что мое поколение, пошедшее в школу в 70-х, практически поголовно искалечено этими пыточными устройствами. Мы были заметно выше своих родителей (см. «акселерация»), и в парты, изготовленные на основании антропометрии школьников 40-50 годов (а тогда при «пониженном питании» средний рост был еще и меньше нормы) не помещались. В результате, с первого класса нам на несколько часов в день скручивало позвоночник, перекашивало плечи и заворачивало ноги винтом. К третьему классу диагноз «сколиоз» на медосмотре получили уже практически все, просто в разной степени (что интересно, в одну сторону, чудо какое). И - нет, никакие «бесплатные спортивные секции» от этих парт Эрисмана не спасали. Слегка смягчали последствия, не более того.

Вклад парты Эрисмана в то, что у меня к 52 годам дважды оперирован позвоночник и существенные ограничения в движениях очень значителен. Очень. Я был, относительно сверстников, еще и выше среднего — соответственно, и результат получил выше средней дозы. Лет до 45 все более-менее было, а потом посыпалось...

Про влияние на психику детей этих парт на своем опыте не скажу, ибо флегматик толстокожий, но даже я помню, как орали учителя, когда во время урока с этих «прекрасных эргономичных парт» скатывались цветные карандаши, ручки, линейки и, особенно, железные подставки для книг, после чего дети лезли их поднимать, скрипя и хлопая крышками парт. И я про себя помню, что большую часть времени урока внимание концентрировалось не на учителе, а на своих принадлежностях, чтобы они, [таких слов я тогда не знал, к счастью], не упали с наклонной парты. Ну не рассчитывал господин Эрисман в XIX веке, что у школьников будет больше одного пера в руке, а на парте — больше одной тетради и одной чернильницы.

Так я к чему: старательно [censored] на эти парты Эрисмана и «прекрасный СССР» и во всем остальном — существенно более сложном, кстати, — понимают примерно столько же, сколько в этих партах.

Илья Вайцман, Facebook